Merle Dixon

the walking dead // Michael Rooker // Старший брат, абьюзер и мудак
Проще сказать, что ты любишь, чем перечислить то, что ты ненавидишь. Когда мне было одиннадцать,а тебе двадцать один, наш отец забил нашу мать - жёстко, залив весь дом кровью. Потом несколько месяцев пахло хлоркой, потому что ты и тогдашняя твоя барышня затирали всё, потому что переехать нам было некуда.
Ты мог бы кинуть меня, потому что зачем тебе нужен был пиздюк? Но ты выбрал остаться и растить меня. Ты делал это как мог, иногда злясь до красных чертей перед глазами.
Ты служил, но закончилось всё хуёво. Ты однажды женился, но и это вышло дерьмово. Почти всё, что ты делал, было незаконно, но на эти деньги мы жили.
Сейчас я такой только благодаря тому, что ты учил меня. Жрать, когда есть еда, не перебирая харчами. Следить за тем, чтобы тело было чистым, чтобы мандавошки не завелись в волосне, а вонь не пугала девчонок. Драться до последней капли крови, чтобы ни одна тварь не смела заикаться на брата из семьи Диксона.
Я дерьмово учился в школе, а потом и вовсе бросил её. Я работал то тут, то там. Я занимался разным, но никогда не убивал, не грабил и толкал кокос, как делал это ты.
И я держался за тебя, потому что у меня больше ничего не было. А когда мир полетел к чертям, я осознал, что мы и правда остались друг у друга единственной опорой.

Ахтунг
Глубокий неканон. Несмотря на то, что у нас есть Мэгги, Ниган, Рик и Шейн, у нас всех разный канон, поэтому с тобой мы можем крутить как хотим.
Ты точно выживешь во всей этой мясорубке. Условно я смотрел до появления Нигана, но в целом канон знаю на уровне фиков и давнего просмотра. Я планирую заказать ещё для крепкой мужской дружбы Пола Ровиа, но пока не уверен.
Посты - один-два в месяц было бы круто. Я пишу до 6 тысяч от третьего лица в прошедшем или настоящем времени. Можем потрындеть в ТГ, можем - на форуме.
И смотри, даже учитывая характер Мерла, от тебя я буквально требую адекватности. За пределами игры хамства я терпеть не буду, поэтому исходи из того, насколько вроленным ты хочешь быть.
Я вижу Мерла и правда уродом, но, во-первых, у него есть свои причины и свои понятия, он ведёт себя так, как ведёт; во-вторых, он правда заботится о Дэриле и принимает его таким, какой он есть, зная его даже лучше, чем сам Дэрил знает себя.

Jo Harvelle

supernatural // alona tal + katheryn winnick (твой вариант) // все сложно, поможешь разобраться?
Джоанна Бет Харвелл. Ты родилась в семье Эллен и Уильяма Харвелл 7 апреля 1985.
Твой отец был охотником и погиб, когда напарник (мой отец) совершил ошибку и тем самым подставил его под удар. Тебе было всего 10.
Умница, красавица. Бунтарка по натуре. Отличный стрелок. Храбрая и самоотверженная, даже слишком.
Мы встретились во время очередной охоты и между нами что-то промелькнуло. Взаимно. Несмело. Но… «не то время, не то место». Чертовски верно, ведь к чему мы в итоге пришли?
Я избегал тебя. Не хотел впутывать в свою прогнившую до основания жизнь. И оттолкнуть путем не смог. Как итог – ты погибла. Защищая меня. Тебя не стало, а я добавил твое имя к списку собственных потерь.
Но ты вернулась. Как? Кто помог? И зачем? Столько вопросов…
Когда я вновь увидел тебя, настоящую, живую, я испытал огромную радость. И страх. Страх, что это обман, иллюзия. Страх, что ты меня ненавидишь. И смирение. Ведь я готов принять расплату за грехи от твоей руки.
Мне так тебя не хватало…

---

Взаимоотношения и прочие нюансы обсудим, когда придешь. На все вопросы постараюсь ответить. Сразу предупреждаю, что я та еще улитка. Если это не оттолкнет - залетай в лс, кастовую, обменяемся тг и обо всем договоримся. Очень жду тебя, красавица)

davos seaworth

a song of ice and fire // toby stephens or your choice // контрабандист, луковый рыцарь, десница самопровозглашенного короля

Давос — рыцарь по праву, но приставка к имени «сир» пусть и не заставляет грубо рыкнуть в ответ, чтобы его так не называли, а все же в душе отдается неприятием, как чужая одежда. он не лорд, он родом из Блошиного Тупика, и чтобы стать тем, кем стал, поднимался с самого дна. он даже читать не умеет, а только учится, и не знает высокого валирийского. контрабандисту эти знания не обязательны; зато он способен легко провести свой корабль по самым предательским отмелям даже глубокой ночью, и знает моря и заливы, как свои пять пальцев [или четыре, те самые, кусочки которых носит в ладанке на шее].

он не преследовал никаких благородных целей, когда вез лук и соленую рыбу в Штормовой Предел. напротив, это было больше из корысти, так как Давос счел, что голодающие уже год люди в Штормовом Пределе заплатят ему больше, чем сытые — в Королевской Гавани. он не ожидал, что заплатят настолько высокую цену — рыцарский титул, крепость и земли на Мысе Гнева. взамен лишь пришлось позволить, чтобы Станнис лично отрубил ему первые фаланги на левой руке.

Давос на самом деле добрый человек. он любит свою жену Марию, он очень любил своих сыновей, он привязался к Ширен и он верен Станнису, хотя не считает, что его притязания на трон будут успешны. хотя бы потому, что Станнис связался с... с ней.

Мелисандра из Асшая, леди Мелисандра, красная женщина; она не умирает от яда, рождает тени и заставляет Станниса сжечь идолы Семерых. Давосу это не нравится — он не слишком набожный человек, но бог Мелисандры его пугает. он бывалый моряк и умеет чуять опасность, а от Мелисандры веет опасностью за версту.

Давос уверен, что его сыновья погибли по ее вине. он не знает, что за цели она преследует на самом деле, но для него очевидно, что она ведет Станниса к гибели.

и его, Давоса, тоже.

хуже всего, что перспектива сгореть в этом пламени кажется ему привлекательной.

отрывок из книги, который очень красноречиво описывает их с Мелисандрой отношения

Им зачем-то нужно сохранить ему жизнь. Давосу не хотелось думать о том, что это может означать. Лорда Сангласса и сыновей сира Губарда Рамбтона тоже некоторое время держали в темнице, чтобы потом сжечь их на костре. Надо было уступить морю, думал Давос, глядя на факел за прутьями решетки. Или дать парусу пройти мимо и умереть на своей скале. Лучше бы меня пожрали крабы, чем огонь.

Однажды ночью, доедая свой ужин, он вдруг ощутил, как на него пахнуло жаром. Он посмотрел через решетку и увидел ее — в алом платье, с большим рубином на шее, с красными глазами, горящими столь же ярко, как освещающий ее факел.

— Мелисандра, — произнес он со спокойствием, которого не чувствовал.

— Луковый Рыцарь, — ответила она столь же спокойно, как будто они повстречались на лестнице или во дворе. — Как ваше здоровье?

— Лучше, чем прежде.

— Вы в чем-то нуждаетесь?

— Да. Мне нужны мой король и мой сын. — Он отставил миску и встал. — Вы пришли, чтобы сжечь меня?

Ее странные красные глаза разглядывали его сквозь прутья.

— Это плохое место, правда? Темное и скверное. Благое солнце и яркая луна не заглядывают сюда. Между вами и тьмой стоит только это, Луковый Рыцарь. — Она указала на факел. — Этот маленький огонь, этот дар Рглора. Может быть, мне его погасить?

— Нет. — Он подался к решетке. — Не надо. — Он просто не выдержит, если останется в полном мраке, в обществе одних только крыс.

Красная женщина искривила губы в улыбке.

— Я вижу, вы начинаете любить огонь.

— Мне нужен этот факел. — Давос сжал кулаки. Не станет он ее умолять. Не станет.

— Я тоже как этот факел, сир Давос. Мы оба с ним орудия Рглора и созданы с единственной целью — разгонять тьму. Вы мне верите?

— Нет. — Пожалуй, надо было солгать и сказать ей то, что она хотела услышать, но Давос слишком привык говорить правду. — Вы сама порождаете тьму. Я видел это в подземелье Штормового Предела, когда вы разродились у меня на глазах.

— Неужто храбрый Луковый Рыцарь так испугался мимолетной тени? Позвольте приободрить вас. Тени рождаются только от света, а королевский огонь стал так слаб, что я не смею больше черпать из него, чтобы зачать еще одного сына. Это могло бы убить отца. — Мелисандра подошла поближе. — Возможно, с другим мужчиной… чье пламя пылает высоко и ярко… если вы взаправду хотите послужить делу своего короля, приходите ночью ко мне в спальню. Я доставила бы вам удовольствие, которого вы еще не знали, и зачала бы от вашего жизненного огня…

— …исчадие тьмы. — Давос попятился. — Я не желаю иметь никакого дела ни с вами, миледи, ни с вашим богом. Да сохранят меня Семеро.

— Гансера Сангласса они не сохранили, — вздохнула Мелисандра. — Он молился трижды на дню и носил на щите семь семиконечных звезд, но когда Рглор простер к нему руку, его молитвы превратились в вопли, и он сгорел. К чему цепляться за этих ложных богов?

— Я поклонялся им всю свою жизнь.

— Всю жизнь, Давос Сиворт? Почему бы не добавить «прошлую жизнь»? — Мелисандра с грустью покачала головой. — Вы не боялись говорить правду королям, отчего же вы лжете себе? Раскройте глаза, сир рыцарь.

— И что же я должен увидеть, когда их раскрою?

— То, как устроен мир. Истина повсюду, стоит только посмотреть. Ночь темна и полна ужасов, день ярок, прекрасен и полон надежд. Одна черна, другой бел. Есть лед и есть огонь, любовь и ненависть, горькое и сладкое, мужчина и женщина, боль и удовольствие, зима и лето, добро и зло. — Она сделала еще шаг в его сторону. — Жизнь и смерть. Повсюду противоположности, повсюду война.

— Война?

— Да. Сторон две, Луковый Рыцарь. Не семь, не одна, не сто и не тысяча. Две. Думаете, я проехала полмира для того, чтобы посадить какого-то тщеславного короля на пустой трон? Война идет от начала времен, и прежде чем она закончится, каждый человек должен выбрать одну из сторон. На одной стоит Рглор, Владыка Света, Огненное Сердце, Бог Пламени и Тени. Ему противостоит Великий Иной, чье имя запретно, Владыка Тьмы, Ледяная Душа, Бог Ночи и Ужаса. Мы должны выбирать не между Баратеоном и Ланнистером, Старком и Грейджоем, но между жизнью и смертью. Между тьмой и светом. — Она стиснула прутья его решетки тонкими белыми пальцами, и казалось, что рубин у нее на горле пульсирует собственным светом. — Скажите же правду, сир Давос Сиворт: горит ваше сердце огнем Рглора или в нем властвуют мрак, холод и черви? — Она протянула руку сквозь решетку и приложила к его груди, как бы нащупывая истину через слои плоти, кожи и шерстяной ткани.

— Мое сердце полно сомнений, — медленно ответил Давос.

— Ах, Давос, — вздохнула Мелисадра. — Хороший рыцарь честен во всем, даже и в свой черный день. Хорошо, что вы не стали мне лгать — я бы все равно узнала. Слуги Иного часто скрывают черные сердца за веселыми огнями, и поэтому Рглор дает своим жрецам силу видеть правду сквозь обман. — Мелисандра немного отошла от решетки. — Зачем вы хотели убить меня?

— Я вам скажу, если и вы скажете, кто меня выдал. — Это мог быть только Салладор Саан, но Давос и теперь молился, чтобы это оказалось неправдой.

Красная женщина рассмеялась.

— Никто вас не выдавал, Луковый Рыцарь. Я прочла ваши намерения в пламени. В пламени…

— Если вы способны видеть в пламени будущее, как получилось, что нас сожгли на Черноводной? Вы отдали огню моих сыновей… мои сыновья, мои люди, мой корабль, все сгорело…

— Вы несправедливы ко мне, Луковый Рыцарь. К тому огню я не имею отношения. Будь я с вами, битва завершилась бы по-другому. Но его величество был окружен неверующими, и гордость в нем пересилила веру. Он понес суровое наказание, однако извлек урок из своей ошибки.

«Выходит, мои сыновья послужили уроком для короля?» Рот Давоса сжался.

— Теперь в Ваших Семи Королевствах царит ночь, — продолжала красная женщина, — но вскоре солнце взойдет снова. Война продолжается, Давос Сиворт, и скоро кое-кто узнает, что даже тлеющий под пеплом уголь способен разжечь большой пожар. Старый мейстер видел в Станнисе только человека. Вы видите в нем короля, но оба вы не правы. Он избранник Владыки, воин огня. Я видела в пламени, что он возглавит битву с тьмой. Пламя не лжет, иначе вас бы не было здесь. В пророчестве сказано: когда воссияет красная звезда и опустится тьма, Азор Ахай возродится вновь среди дыма и соли и пробудит драконов из камня. Красная звезда пришла и ушла, а место дыма и соли — это Драконий Камень. Станнис Баратеон — вот возрожденный Азор Ахай! — Ее красные глаза пылали как два костра и смотрели в самую душу. — Вы мне не верите. Вы сомневаетесь в истине Рглора даже теперь… однако ж уже послужили ему и послужите снова. Я оставлю вас, чтобы вы обдумали все, что я сказала. А поскольку Рглор — источник добра, я оставлю вам и факел.

Она улыбнулась, взметнула алыми юбками и ушла, оставив за собой только свой запах — и факел. Давос уселся на пол, обхватив руками колени, омываемый дрожащим светом. Шаги Мелисандры затихли, и слышно было только, как скребутся крысы. Лед и огонь. Черное и белое. Тьма и свет. Давос не мог отрицать власти ее бога. Он видел тень, вылезшую из чрева Мелисанды, притом жрица знала то, что знать никак не могла. Она прочла его намерения в пламени… Утешительно узнать, что Салла его не продавал, но то, что красная женщина способна читать его секреты в пламени, тревожило Давоса сверх всякой меры. И что она подразумевала, сказав, что он уже послужил ее богу и послужит еще? Это Давосу тоже очень не нравилось.

моя Мелисандра - книжная; это не значит, что вам нужно читать книги, если вы не читали я тоже все не читала, а те, что читала - давно, в сериале ее образ отличается от оригинального совсем чуточку, но все-таки отличия есть; также в истории моей Мелисандры не было сожжения Ширен [как и в книге], и Давосу не за что ненавидеть ее и требовать ее казни. хотя в нем есть некая ненависть к ней, он винит ее в смертях своих сыновей, он не считает ее утверждения верными, и, наконец - он ее боится. но не только боится. она притягивает его, она яркая, она бросается в глаза, она беззастенчиво предлагает ему переспать с ней, она ведет себя как ведьма и как шлюха, но она не ведьма и не шлюха. в ее бога Давос не верил бы, но видел своими глазами, на что она способна.

он женат, и это только все усложняет; впрочем, Мелисандра - не та женщина, на которой можно жениться. она дала обет безбрачия, как все красные жрецы, и принадлежит своему богу; тем не менее, это заявка во что-то околопейринговое; не привязываю вас исключительно к Мел, как и Мел не буду привязывать исключительно к Давосу. это обоюдное притяжение и лавхейт с его стороны, но при этом он верит в Мелисандру и в ее силы. так сильно, как не верит в себя даже она сама.

внешность обсуждаема, но книжный Давос выглядит вот так:

Давос был худощав, а его лицо сразу выдавало простолюдина. Поношенный зеленый плащ, выцветший от солнца и соли, покрывал его тощие плечи поверх коричневых, в тон глазам и волосам, дублета и бриджей. На шее висела потертая кожаная ладанка, в бородке густо сквозила седина, перчатка скрывала искалеченную левую руку.

и на момент Войны Пяти Королей ему около 34-35 лет [родился примерно в 260 году от З.Э., как говорится здесь.]

чего жду от вас: заинтересованность в игре, третье лицо, обсуждение игры/сюжета/хэдов в тг или лс;
чего ждать от меня: неспешный темп отписи, третье лицо, посты около 3-5к [в среднем — могу больше, могу меньше]; юзаю как лапс, так и шифт, украшаю посты, иногда могу в графику.

jace herondale

shadowhunters // dominic sherwood // почётный член книжного клуба

Каково это, провести всё детство в паутине лжи, сплетённой тем, кого без всякого сомнения называл отцом? Человека, который по-настоящему не любил тебя, видел в тебе только средство достижения цели и лишь иногда, словно поощряя сторожевого пса за хорошее поведение, подбрасывал тебе кость — подарки на дни рождения. Казавшиеся драгоценными моменты отца и сына, когда он давал тебе очередной урок игры на пианино или обращения с оружием, — прекрасная иллюзия, ради которой ты прощал ему суровый нрав и телесные наказания, старательно подавляя зарождающиеся в глубине души противоречия одной мыслью: «Он мой отец, он хочет для меня лучшего». Но не для тебя Валентин хотел лучшего — он хотел лучшего для себя. Лучшего из воинов, безжалостного, готового убивать без колебаний. Однако ты разочаровал его своей мягкотелостью, своей привычкой испытывать привязанность и сострадание. То, что он считал лишним, ведь, по его словам, любить что-то или кого-то — значит проявлять слабость, а позволять другим любить тебя значит вставать на путь саморазрушения. И в тот момент, когда ты услышал хруст шейных позвонков приручённого тобой сокола, сворачиваемых его рукой, где-то на уровне подсознания ты понял: Валентин — не твой отец, и никогда им не был, он предал тебя и всё, что тебе дорого.

---

Сразу к сути: заявка рассчитана на то, чтобы закрыть древний межфандомный гештальт, с которым у меня связаны ностальгические воспоминания, ну знаешь, когда деревья были выше, трава зеленее и вот это всё. Если вкратце, то затрагивалась тема параллельных миров, благо первоисточник позволяет, и обыгрывалась идея с двойниками Клариссы, сродни тому, как это было в сериале. Подробности я предоставлю в ЛС или телеге, где тебе удобнее. Поскольку заявку я оставляю как представитель другого фандома, она не считается выкупленной, ты можешь её проигнорировать, коль задумка тебе не зайдёт. Главное — поставь меня, пожалуйста, в известность, чтобы не было ожиданий у моря погоды. Заявка написана на основе информации из Википедии (книжный канон), поскольку до книг я никак не могу добраться толком, однако базовые моменты я знаю. Вдобавок, меня дико вдохновляет сама атмосфера Сумеречного мира, так что, если у тебя будет желание, мы сможем пойти дальше одного эпизода и сочинить полноценную историю.

marfa petrovna

crime and punishment // юлия снигирь  // светская леди, ныне владелица "дома терпимости"
марфа - настоящий бриллиант в своей семье. любимая дочь, достойная только лучшего. разумеется, наследница баснословного состояния.

известно, что деньги к деньгам идут, но марфа петровна зачем-то выбирает аркашеньку - аркадия свидригайлова, человека с пороками и в долгах. ох, уж это любимое женское - найти бедного и несчастного, но неизменно красивого и порочного; обогреть, спасти и исправить.

стараться особенно не пришлось - у аркадия и выбора особо нет, и марфа - его счастливый лотерейный билет. молода, хороша собой, образована, разбирается в искусстве, но только не прелести марфы - ее нежная кожа, голубые глаза и завидная стройность привлекают аркашеньку, а колье из бриллиантов вокруг изящной шеи, которое в очередной раз доказывает ее достаток и состояние, которое теперь и его тоже.

марфа любит его зачем-то, вопреки всему, но любовь в таких условиях существовать не может, и тогда она берет все в свои руки: составляет контракт, согласно которому ее дражайший супруг даже имеет право ей изменять, но влюбиться и уйти от нее - нет. как любая мудрая женщина, она знает, что мимолетные интрижки - удел многих слабых мужчин, а она будет его константой.

так они и жили, связанные клятвой перед богом и ее контрактом. в один прекрасный день марфа решает контракт сжечь, а аркаше устроить проверку - вот тут-то и начинается самое интересное. проверку он, конечно же, не проходит. не забываем и здесь, что марфа петровна - женщина умная и хитрая. она бы не пошла на такой шаг, не продумав все на несколько шагов вперед и не имея план а, б, в и далее по алфавиту.

  чувствует она, что, окрыленный свободой, ее благоверный и от нее захочет избавиться. почему нет? ее состояние перейдет ему как супругу; женись, на ком хочешь; делай, что хочешь.

  и он в самом деле пытается, только марфа свою смерть инсценирует (возможно, не додушил? не до конца утопил? в общем, как, не знаю даже я, хоть я и старший следователь). пропадает с радаров, а аркаша будто бы получает желаемое. купается в роскоши, пока ему это позволяют.

марфа же, имея и другие, скрытые источники своего состояния, которые в завещание не вошли, начинает другую жизнь: имя и отчество у нее прежние, зато фамилия иная. теперь она деловая женщина, хоть и дело у нее деликатное - она владеет элитным борделем, где самые лучшие, самые изысканные девочки смогут выполнить любой каприз. достать любую информацию для нее, быть ей во всем полезными. да и доход весьма завидный. соня мармеладова - ее любимица, ее драгоценный бриллиант, которым она искренне дорожит.

  рано или поздно она собирается раскрыть свою тайну, объявив себя живой и лишив тем самым аркадия мнимого наследства. какое наследство, если жена жива? а аркадий сядет прямиком в места не столь отдаленные, ведь кто, как не она, имеет неопровержимые улики, что ее супруг и пытался ее убить. просто месть - блюдо, которое подают холодным.

от разумихина: с марфой петровной у нас могло бы быть очень интересное взаимодействие. зная, что соне митя небезразличен, равно, как и она - ему, марфа могла бы использовать дмитрия в своих личных целях, заминая грязные дела в борделе (случайную смерть, например), а, может, и вовсе используя его в противостоянии с аркадием? помимо сонечки дмитрия можно пытаться соблазнить на сотрудничество и обещанием денежной компенсации за старания - на сонечку же и деньги нужны.

от мармеладовой: смешно, конечно, но для сони марфа петровна эдакая mother figure. своей матери соня не помнит, с отцом тоже не сложилось. марфа петровна вытащила её из virgins, превратив из обычной "давалки" в элитную проститутку, за ночь с которой самые влиятельные петербуржцы готовы выложить все свои деньги. марфа не скупилась ни на образование "ma petite", ни на одежду, едва ли не собственноручно вычёсывая вшей из пышных волос, а из-под ногтей - трёхслойную грязь, и взращивая софью семёновну для себя и своих нужд. настоящее украшение её бизнеса, восходящая звезда петербурга и её самая верная птичка-собиратель бесценной информации. марфа петровна называла соню дочерью и кто знает, сколько в этом было правды, а сколько расчётливого умысла? мармеладова подчиняется ей почти беспрекословно, но неисповедимы пути господни, а соня уже давно в тени иных сил.

от аркадия, супруга (бывшего) ненаглядного: ну что, нам с тобою повезло на зло? ну как не уворачивайся, в пекло я тебя первой отправлю. потому что дамы вперед, благодетельница ты моя окровавленная, особенно такие, у которых эго едва в дверной проем дворца в захолустье пролезало. я не скучаю, дорогая (не дешевая) ты моя уже не жена.

у нас тут такой интересный таймлайн: с момента событий произведения/сериала прошло около семи лет.

посмотреть пример поста

Петербург умел быть разным. Серым и неприглядным, но непривычно светлым в белые ночи. Бандитским в лихие девяностые и до неприличия свободным после захода солнца, даже если в летнее время ночь излишне коротка.

Дмитрий любил ночь. В это время суток все ощущалось иначе – острее, ярче, с едва уловимым вкусом вседозволенности. Как сотрудник Следственного комитета, он знал о вседозволенности и ее последствиях куда больше простого обывателя, но грешил от этого ничуть не меньше, предаваясь ночным увеселениям в меру сил, а главное – денег. За все, что в этой жизни доставляет удовольствие, почему-то непременно приходилось платить.

Порфирий Петрович приходился Разумихину дальним родственником. Ни то двоюродным братом отца, ни то даже троюродным, но для Мити он с детства носил куда более простое и лаконичное определение родства – «дядя». Тот самый дядя, который когда-то устроил ему стажировку в Следственном комитете; тот, кто посодействовал, чтобы долговязого парня с широкой улыбкой и налетом легкой безответственности приняли сюда на работу. Одним словом – Порфирия Петровича было за что благодарить и за что уважать.

Сегодня у него, кажется, День Рождения. Или будет в ближайшие дни, но праздновал он сегодня – Дмитрий, к своему стыду, забыл подробности, но пренебрегать возможностью навестить дражайшего родственника, конечно, не стал. Порфирий Петрович знал толк в увеселительных мероприятиях, а ханжи бы и вовсе навесили на него кучу ярлыков – один краше другого, дескать, как сотрудник правоохранительных органов может устраивать праздник на сотню гостей с лучшим алкоголем и самыми красивыми девочками Питера?

Митя не осуждал. Он давно привык, что черного и белого в мире не существует, да и сам болтался в той самой серой прослойке, как и большинство его коллег. Примерные сотрудники днем, искушенные (или начинающие) ценители прекрасного и крепкого ночью – таким был каждый второй среди них.

Переступая порог роскошного дома с видовыми окнами, каким-то образом приютившемся в артхаусной серости Питера, все равно невольно задаешься вопросом: откуда средства? Нет, Разумихин не завидовал, но глупо полагать, что его строгий, сдержанный дядя смог позволить себе подобный архитектурный шедевр, впечатляющий своим размахом на относительно скромное жалованье главы одного из отделов Следственного комитета. Тут крутились солидные суммы, которые Митька не то, что в руках не держал – в глаза не видел. Он часто задавался вопросом, кто же на самом деле Порфирий Петрович? Покровитель какого-нибудь наркокартеля? Элитного борделя? Или даже нет, сети элитных борделей? И как в нем уживается эта безусловная принципиальность, строгость и сдержанность, идя рука об руку с запретными удовольствиями?

Даже один только мраморный пол из белоснежного мрамора с тонкими, аристократичными прожилками, казался дороже, чем все имущество Дмитрия за все годы самостоятельной жизни! Ему бы почувствовать себя лишним на этом празднике жизни в своей голубой рубашке и замшевом коричневом пиджаке среди многочисленных, безликих гостей в монохромной гамме от небезызвестных брендов, но Разумихин смущением не страдал. Он шел своей уверенной, чуть размашистой походкой, то и дело озираясь на высоких, стройных девушек в облегающих нарядах с россыпью жемчуга и бриллиантов на оголенных декольте. Кожа их была до того ровной и безусловно идеальной, что казалась эффектом новомодных фильтров в режиме реального времени. Длинные волосы, томный взгляд – Митя все это видел и раньше, но класс дорогих девочек здесь был куда выше, чем когда-либо позволял его остаток на карте. Они – каста прекрасных нимф для небожителей, не иначе. Хоть тут приобщится к прекрасному.
Собственно, он продолжал бы и дальше к нему приобщаться, но не поздороваться с виновником сего пира во время чумы (в Петербурге то и дело шли проверки ночных клубов и подозрительных заведений), было бы, как минимум, не вежливо. Митя хоть и мог говорить с набитым ртом или надеть мятую рубашку (но не сегодня), о своем воспитании все же не забывал.

Порфирий Петрович не успел покинуть свой кабинет, поэтому найти его не составило особого труда – Дмитрий для вида пару раз постучал в приоткрытую дверь, через пару мгновений возникая на пороге. Общество молодой девушки, вальяжно устроившейся у него на коленях, дядю явно не смущало. Приветствие его прозвучало привычно радушно, с легкими покровительственными нотками.

  — Я точно не помешал? – невольно заметив, как рука Порфирия Петровича застыла на ягодице его молодой спутницы на этот вечер, вежливо осведомился Митя.

  — Нет, что ты. Ты не стесняйся, подойди, — жестом приглашая Разумихина сделать шаг навстречу, ответил виновник торжества.

В этот момент девушка на его коленях нехотя и томно повернулась в его сторону.

Он узнал ее.

Это была Соня. Сонечка. Соня Мармеладова.

Та самая девочка из борделя с безвкусной неоновой вывеской и избитым названием Virgins, которое в большинстве своем совершенно не соответствовало работающим там барышням. Не в том случае. Соня правда была невинна, избрав его стать ее первым мужчиной. В голове ярким калейдоскопом пронеслись обрывки той ночи, ее открытый, почти испуганный взгляд, прохлада ладошек, ухвативших его за рукава рубашки: «Пускай, лучше это будете вы». Чей-то голос украдкой шепнул: «Презент. Ничто человеческое мне не чуждо». Разумихин не успел обернуться через плечо, как высокий темноволосый мужчина, только что выигравший у него в карты, буквально вручил ему юную девочку, передав трофей из рук в руки. Он помнил, как трепетало ее тело; как громко и гулко, билось крохотное сердечко.

Во взгляде девушки напротив не было и тени тех воспоминаний. Она смотрела на него прохладно, будто бы с чувством легкого превосходства, явно зная себе цену. Однако ошибки быть не могло, это точно была Соня. Повзрослевшая, еще красивее, еще ярче. Миловидное личико потеряло свои нежные, свойственные детству, округлые черты, выдавая точеные скулы и идеальные линии. Карие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц, чувственные губы, не утратившие своей естественности, подчеркнутые алой помадой. Нетрудно вспомнить их прикосновения за те несколько ночей, что они успели разделить: сначала неумелые поцелуи, потом более любознательные, старательные касания. Везде, где она могла и хотела попробовать, жадно впитывая каждый его шумный вздох.

Она так быстро выскользнула из комнаты, грациозно покачивая бедрами, что Дмитрий даже рта не успел раскрыть.

— Мить? – позвал Порфирий Петрович. Водянистые, серые глаза смотрели на него с нескрываемым любопытством – дядя любил мысленно препарировать людей, подмечая за ними интересные для себя особенности поведения. Он даже Родиона считал любопытной фигурой, что редкость для простых и адекватных людей.

— Дааа… — протянул Митя, призвав все остатки самообладания и возвращаясь в реальность. – Я телефон в машине забыл, сейчас сбегаю быстро, — промямлил он.

  — Но у тебя же нет машины, Митенька, — снисходительно хмыкнул Порфирий.

— Да. То есть нет… В такси забыл, — на ходу сочинил Разумихин, размашистыми шагами направляясь к выходу, надеясь не упустить Соню из вида.

Она удалялась от него, словно видение, изящно лавируя между гостями. Дмитрий пару раз едва не налетел на пару человек, гипнотизируя взглядом стройный силуэт.

Ввалившись в уборную следом, он быстро прикрыл за собой дверь, приваливаясь спиной к ее прохладной поверхности. Сердце стучало так, словно он пробежал пару километров, не меньше.

  — Сонь? Это же ты? – Митя всегда очень по-своему произносил это «Сонь», удерживая звук «с» на языке чуть дольше обычного. Получалось слегка с нажимом, многозначительно и непроизвольно пикантно. – Я сразу тебя узнал. Сколько же мы не виделись… — лет шесть? Семь? Их разница в возрасте осталась прежней, но более не выступала губительной. А ему, по иронии судьбы, кстати, предлагали работать в отделе преступлений, совершенных с несовершеннолетними.

— Я думал ты все… Я не осуждаю, если что! – тут же добавил он, делая крошечный шаг вперед, к ней, ловя взгляд карих глаз в зеркальном отражении. Рядом с точеной Софьей в элегантном черном платье он неожиданно почувствовал себя еще более долговязым и почти несуразным в этом замшевом пиджаке, хотя много лет назад перестал смущаться своего роста. В далекие двенадцать лет Митька даже курить начал, лишь бы перестать расти, но сейчас не об этом.

  — А я не студент уже, — глупо улыбнулся он, расцветая хорошо знакомой ей, солнечной улыбкой. – Ты с Порфирием Петровичем сегодня?.. Или? Как ты вообще? – жизнь внесла свои коррективы, переформатировала их обоим, но сломать будто бы еще не успела. Пока.

Ekaterina (?)*

history // Jenna Coleman // возлюбленная, дама сердца
Дочь одного из богатейших малороссийских помещиков, единственное дитя и будущая наследница всего отцовского состояния, и бедный офицер, вечно считающий каждую копейку, высланный из столицы после истории с нашумевшим бунтом Семёновского полка.... Мы с самого начала были не парой друг другу, да я даже и не думал о делах сердечных, если уж совсем честно, тем более после перевода в малороссийскую глубинку. И всё же мы встретились на одном из балов, и сразу между нами промелькнула какая-то искра притяжения. Я долго не желал признаваться самому себе, что влюбился и потерял голову от тебя, да и ты не спешили открываться в чувствах из девичьей скромности. Только когда отец объявил, что нашёл тебе замечательного, богатого и знатного жениха из числа старых соседей-помещиков, ты решилась и нашла способ связаться со мной и попросила о тайной встрече. Вот тогда. услышав твой сбивчивый рассказ о неминуемой помолвке и свадьбе с отвратительным стариком, я понял, что следует действовать решительно и быстро, не теряя времени.  Отправляясь официально просить руку у твоего отца, я особо не рассчитывал на успех, поэтому даже и не удивился, что мне быстро дали от ворот поворот, настоятельно посоветовав больше не искать с тобой встреч и свиданий. Увы, я не спас тебя от брака с нелюбимым, да и что я мог сделать, связанный службой, без возможности даже выехать из  Малороссии?  Но мне удалось наладить почти дружбу с твоим немолодым супругом, пусть и пришлось притвориться искренне восхищённым его человеческими качествами и умом. Так что даже после твоего замужества мы по-прежнему виделись регулярно, более того, у нас получилось даже наладить тайную переписку и устраивать свидания наедине, благо, твой муж ни о чём даже не подозревал.

Да, я мучался от того, что мы должны таить свою любовь, встречаться украдкой, но так действительно продолжалось несколько лет. И только когда в сентябре 1825 года внезапно умер твой деспотичный отец, ты первым делом после официального траура взялась хлопотать о своём разводе с нелюбимым супругом.  Так что декабрь 1825 годы ты встретила уже свободной от семейных уз дамой, тем более что твой муж ещё и великодушно согласился взять на себя вину за развод, тем самым оставив тебе возможность в дальнейшем ещё раз устроить свою судьбу и счастье. И, честно сказать, решившись на безумство и возмутив Черниговский полк, я верил в то, что иду навстречу своей счастливой звезде, что после переворота и установления республики окажусь в эпицентре новой государственной власти и уже тогда с полным основанием предложить тебе стать моей женой.  Но всё случилось иначе, разгром восстания, мой арест.... И тем удивительнее было, что ты приехала в Петербург и даже добилась двух свиданий со мной, повторяя, что любишь и поедешь за мной даже в ссылку. О, как страшно и горько мне было объявить тебе, что я уже приговорён к смертной казни, и что нашему счастью не суждено свершиться!  А как радостно оказалось ощущать себя живым после того, как в день казни подо мной вдруг оборвалась верёвка, и по повелению Государя приговор для меня оказался изменён на вечную каторгу!  И ты сдержала своё обещание, поехала за мной в суровую, далёкую Сибирь, и уже там, в остроге, мы официально стали мужем и женой, соединив свои судьбы воедино. 
P.S. Заявка, разумеется, в пару и никак иначе! То, что написано выше - некий набросок, многое может быть скорректировано и изменено, в том числе и факт навязанного отцом брака. Очень-очень жду свою единственную и ненаглядную.
* Имя взято просто из головы, на самом деле, может быть изменено на любое другое.

• Игрок не быстрый, но стабильный.

• Легко генерирую идеи и хэды.

• 3 лицо, заглавные буквы, посты без красивого оформления, от 3 к.

• Не требую внеигрового общения, но очень хотелось бы быть на связи в тг.

Hunter*

неканон // taro emir tekin // тот, кто сотрёт беса с лица земли (или нет?)

...не ходи там, где темно,
сердце от огня тает, судьбы наши — решето;
на пути тьма встанет, будь рядом врагам на зло,
врагам на зло, храни тепло.

артём не дышал. тянул дрожащие пальцы к тени, скользящей по стене, и понимал, что там реальность, которую он выдумал вместе с ильёй, оказалась лишь очередным его кошмаром.
бес внутри рвал, выламывал рёбра и грудную клетку, напоминал о себе слишком часто. ничего не оставалось, кроме как покидать вещи в сумку, сходя с ума от ужаса, и бежать из питера, словно там - средоточие тьмы, боли и ненависти, сводящей с ума.
в москве было проще затеряться, спрятаться за пиками домов в глухих дворах. он не знал, что по следу за ним уже выпущен он - охотник. его имя для артёма неведомо, и кем он может быть - тоже. может, это тот забавный парень в метро, смотрящий пристально? или музыкант на улице, который замолчал, едва артём прошёл мимо?
охотник может прийти в любой момент, и краснов может не быть готов.

***
артём - бес. и таких уничтожают.
ты - охотник. все тебе на откуп, ты можешь придумать любую био, хотя я бы обсудил орден, правила и прочее, но это мы можем придумать позже. внешность смене не подлежит, потому что это судьба. я пишу по-разному - в среднем 4-5 тысяч - и веду артёма лапсом. так надо. ты можешь писать так, как тебе удобнее. 3-4 поста в месяц было бы хорошо. пофлудить? тоже отлично. мне важно, чтобы ты шёл на контакт. всё остальное мы обсудим личном в ЛС-очке.
пиши.

пост

он очнулся на перроне, истерзанный ветром и снегом, и не мог понять, что произошло. мир был словно в сепии, дыхание срывалось от боли в грудной клетке (не был он собой сейчас, не был: тьма щекотала затылок и касалась межключичной ямки, где душа теплилась, чтобы выпить её до дна; и бред всё был, что бесы не имели души, - просто прятали они их лучше, научившись выживать даже в полном мраке). по времени то четверг был, но артём не мог быть в этом так уж уверен, поэтому, отшатнувшись и плюхнувшись на задницу, отполз к лавочке и замер. на перрон один был, хотя чувствовал, что не так это, но увидеть истинный облик того, кто управлял им эти часы, он не мог. тёма помнил, что утром, едва открыв глаза, наткнулся на схематичный рисунок солнца, который курил, прислонившись к стене (взгляд из-под ресниц, голая грудь и низко сидящие джинсы, от которых только ремешок видно было). смотрел долго, как обычно, и чувствовал себя жалким как никогда. это было ощущение на кончиках ресниц – как будто ты вот-вот заплачешь: сначала жглось, а стоило запрокинуть голову вверх - крупные капли всё равно срывались и текли по щекам. от невероятности, от боли, от безысходности, которая пронизывала всё его существо раз за разом. комната, в которой тёма спал, была тёмной даже по утрам, но для питера то не вновь было, поэтому он закуривал, освещая мгновением щелчка зажигалки тусклый ореол вокруг своего лица.

считал про себя, не дыша. ждал, когда за тоской придёт злость, а потом - силы. нужно было сегодня встать, чтобы прожить ещё один день, но он не понимал, почему тошно так было.
и только когда марь вокруг разошлась цветными кругами, а дыхание сорвало, краснов догадался: начинался приступ. он хотел закричать, вцепиться удлинившимися когтями себе в лицо (оставить кровавые борозды, вспахать свою рожу к ебеной матери!), но больше не владел своим телом. знал только, что перевесился с кровати и блеванул на пол, а потом всё погасло.

в себя пришёл, потому что кто-то будто дёрнул его за поводок; заставил отойти, а мимо промчался грузовой состав, издавая презрительный гудок. лес дыхнул стужью на него, набухающей небесной чернотой, но понять, сколько времени, было невозможно: зимой всё одно - что утро, что поздняя ночь.

— [19:18:] вы хорошо посмотрели фотографии и условия? уверены, что хотите снять?

телефон квакнул, и тёма, привалившийся к заледеневшей лавочке, уткнулся буквально носом в сообщение. буквы плыли, горели, создавали лживые послания, но он научился с этим бороться.
бес-бес-бес, бесовщина охуевшая. он отбил сухое "да", потому что не в силах был сказать что-то иное. всё ещё сухо в пасти было, потому собрал снег с ближайшей кучки, выглядящей чистой, облизал. вода смочила сорванное горло.
артём похлопал себя по карманам: и кошелёк взял, и телефон. в этот раз его полубезумное я было куда предусмотрительнее. шатаясь и скользя, он поднялся на ноги. колени дрожали.
уф, ебуф, как ему было хреново. но сегодня был абсолютно волшебный день: он должен был вживую встретиться с тем, кто спасал его душу раз за разом, сам того не ведая.

когда артём впервые увидел илью – он даже не помнил, в какой момент это случилось, потому что всё время мира смешалось в единый клубок, пульсировало, как бычье сердце, туго налитое кровью, - он словно сломался, этакий уродливый щелкунчик, зубы которого треснули при соприкосновении с золотым орехом. это была даже не любовь с первого взгляда, потому что так примитивно описать это чувство он просто не мог. но и не умел делать это красиво,  зависнув где-то посередине, где не нужны были ни слова, ни звуки вообще. илья ларионов не был красивым, ладно? не в прямом смысле этого слова: ни идеальных чёрт – словно сотканный из тончайшей паутинки, нежный и шёлковый, - ни огромных губительных глаз или сладких на поцелуй губ. ничего из этого, ни капли. но артёму хватило того света, который его ослепил на мгновение. он стал меняться, как в «были они смуглые и золотоглазые»: на самом деле впервые за прожитую им жизнь он становился самим собой, со скрежетом и скрипом вставал на место до победного щелчка.

был илюша его непрожитой жизнью, неотмоленным грехом, незаласканной фантазией. тем, к кому бежать был готов, даже подыхая от бесовского трипа.
дом, куда привёл его зов, был... тёплым. и тёмным. бес облизнулся, а артём вдавил ногти в ладони: тихо, блядь, сиди. своё сегодня уже получил.
стоял, осматриваясь, и голова кружилась, как в детстве, когда их повели на карусели. ему тогда было лет восемь, он, стремясь быть храбрым, пошёл на горки, хотя и высоты боялся, и скорости.
и ощущение сейчас было именно таким. он боялся, что солнце его сожжёт, не оставит ни пепла, ни костей - чистое ничего. но в то же время...

голос резанул - и артём обернулся.
его шатнуло, но удалось устоять. закрылся на все ставни ещё до того, как понял, что сделал это, и прокрутил вопрос в голове. не потому, что не понял, а голос примеривал, не искажённый динамиком.
другой. даже лучше.

- нет, - сухо лайкнул, потому что просело внутри всё. - я недавно пришёл.

ложь.
ларионов мог как узнать, так и не обратить внимания. но в целом краснову было всё равно: он не боялся быть пойманным на вранье. если уж его капканом переломало в крошево, так чего ему шелковой нити бояться было?
прикосновение вроде как обычное - илья всех касался так или иначе, - но артём вздрогнул. в его мире к нему прикасались только затем, чтобы ударить, поэтому он едва сдержал рефлекс вломить в ответ.
он солнце не тронул бы никогда. даже в беспамятстве. ясно?

илья был золотым, а артём не привык к роскоши.

дверь квартиры, где он планировал медленно умирать от безысходности, манила буквально. и ещё артём чувствовал её: нежную женскую силу, которая не пропустила бы его, будь он злом.
артём улыбнулся: я с миром, я внутри полый и бесхозный, я не причиню вреда. и голос ответом: знаю, милок, не тревожься.
страшно было немного. но не настолько, как артём думал себе раньше.

коридор узкий, а защита сильна. краснов почувствовал, как его будто вскрыли, чтобы удостовериться: все ли бесы накормлены, согласно расписанию?
он повёл плечами.

- разуваться? - спросил негромко, чуть отступая, чтобы и илья оказался под защитой родных стен. - выглядит чисто. не хочу испортить.